Кедровки раздраженно верещали и перелетали с одного дерева на другое, казалось, они только что слюной не брызгали от злости на людей, посмевших проникнуть в их вотчину. Но орали они именно на людей, медведя в кедровнике, похоже, и впрямь не было.

– Где-то здесь он их спрятал. – Егор остановился на краю таежного буерака и огляделся по сторонам. След вел в самую дурнину – бурелом, густо заросший кое-где еще цветущим кипреем, но уже изломанным и истоптанным, как трава и кустарник на поляне. – Здесь они, – уже более уверенно сказал Егор и махнул Ермаку. – Давай спустимся, посмотрим, что к чему!

Ермак передал собак одному из охотников и снял с плеча ружье. Алексей вытащил свой «смит-вессон». Егор заметил это и поморщился.

– Не ходите, Алексей Дмитрич, лучше сверху нас прикройте, в случае чего.

– В случае чего нас прикроют охотники, а я иду с вами!

Но Егор не сдавался.

– Вам лучше наверху остаться! Мало ли чего...

– Давай договаривай, – рассердился Алексей, – думаешь, я в штаны с перепугу наделаю? Ты за кого меня принимаешь?

– Дело не в том, – отвел глаза в сторону Егор, – просто я... – Он махнул рукой и огорченно посмотрел на Алексея. – Мы люди привычные, всякое видали...

– А ты что ж, Егор Лукич, за кисейную барышню меня держишь? – вспылил Алексей. – Я сюда приехал не гладью вышивать!

– Ну хорошо. – Егор натянул фуражку на лоб и что-то прокричал сеоку и его охотникам, окружившим яму со всех сторон. Затем повернулся к Алексею и приказал: – От меня ни шагу, Алексей Дмитрич! Зверь, если что, имя-отчество не спросит! Видели, как он Таиску приветил?

Они спустились на несколько шагов вниз. Ермашка опередил их и первым оказался у кучи хвороста, по которой ползали полчища жирных зеленых мух. Еще больше их вилось в воздухе, и гудели они так, что заглушали остальные звуки. Алексей ждал, когда на него обрушится смрад. Но он-то как раз не ощущался, так, легкий, пока сладковатый душок – едва ощутимый запах тлена. Слишком мало времени еще прошло, да и ночь была холодна, чтобы дать трупам убитых основательно протухнуть, но зато он увидел торчащую из-под валежника хвороста голую окровавленную ступню с пожелтевшими ногтями. И весьма образно представил себе, что там находится. Тошнота подкатила к горлу, и он закашлялся...

– Эй, эй, эй! – прикрикнул на него Егор. – Я предупреждал...

– Все в порядке, – попытался ответить Алексей как можно бодрее, стараясь дышать через рот...

Ермак тем временем начал разбрасывать ветки, но вдруг, скривившись, отскочил в сторону...

– Итить твою мать! – выругался Егор и шагнул к куче. – Это что ж такое творится?

Алексей шагнул следом и первое, что увидел, – торчащие ребра разорванной грудной клетки...

Остальное он помнил слабо. Двигаясь, словно сомнамбула, он выполнял приказы Егора, который не стеснялся в выражениях, кроя по-матушке всех, и его в том числе, если что-то не получалось или выполнялось не так, как того требовал урядник. Но Алексей понимал, что трудно иначе разговаривать, собирая растерзанные останки людей.

Ермак привез с летника две кошмы, в которые завернули то, что осталось от Захара Бугатова и Ерофея Матвеева. Затем сделали две волокуши и погрузили на них два похожих на коконы тюка с проступившими бурыми пятнами. Лошади нервно всхрапывали, взлягивали и никак не давали запрячь себя в волокуши, будто чувствовали, какой страшный груз им предстоит везти.

На долю Алексея выпала масса писанины. И протоколы надо было заполнить, и свидетелей опросить. С последними и вовсе было туго, многие вопросы табунщики попросту не понимали, даже в переводе Ермашки, а самая главная свидетельница Таиска до сих пор была без сознания.

– Я думаю, картина здесь ясна. – Егор присел на пенек рядом с развороченной избушкой. – В буреломе вместе с трупами Бугатова и Матвеева находилась лошадиная туша. Похоже, что кобылу медведь порвал чуть раньше. Она вышла к избушке и сдохла. Не знаю, кому из них пришло в голову, – кивнул он на волокуши, – поставить петлю на медведя, по-моему, на такое только спьяну можно решиться.

– Они точно спирт пили, – изрек Ермашка и выбросил из-за спины жестяную банку из-под контрабандного спирта. – За избушкой нашел.

– Ну, значит, и вправду нажрались, – вздохнул Егор, – только, как поставить петлю на зверя, никто из них даже понятия не имел. Таиска хоть и охотница, но больше по гусям да глухарям.

– Да какая ж это петля? Хомут, а не петля! – возмутился Ермашка. – Петля в затяг идет, а здесь аба рванул – проволока сразу лопнула.

– А я о чем говорю! По правилам петля зверину придушить должна была, а не просто захомутать. – Егор повернулся к Алексею. – Давай, Алексей Дмитрич, – записывай предварительную версию происшествия...

И он изложил свою версию трагедии, разыгравшейся здесь, основываясь на найденных на месте уликах: клоке штанов Ерофея на дереве, топоре, обломках деревянной пики, которой, очевидно, дразнили попавшего в петлю зверя...

И только успел Алексей все записать, как раздался радостный голос Егора:

– А вот и подмога явилась! Теперь мы этого мерзавца непременно прищучим.

И Алексей увидел под горой группу вооруженных всадников, переезжающих вброд каменистый ручей.

Он вздохнул с облегчением и вдруг вспомнил слова учителя, что-то, кажется, про кару небесную, да еще мучительную смерть, которая непременно настигнет убийц Тригера... Похоже, так оно и получилось. Алексей снова вздохнул и мысленно перекрестился.

Глава 30

Тела беглецов и до сей поры не пришедшую в себя Таиску в сопровождении четырех конных полицейских отправили в Тесинск. Остальные же остались готовиться к облаве на медведя, который не мог уйти далеко от припрятанного в буреломе лакомства. Не иначе затаился где-то поблизости. Поэтому решили не дожидаться завтрашнего утра, а приступить к поискам зверя-убийцы немедленно, благо, что до наступления темноты было еще не менее пяти-шести часов. И это при том, что в горах ночь наступает раньше, чем на равнине.

Шли цепью, не спуская собак с поводка в надежде, что они и сообщат о медведе лаем.

Алексей старался не отставать от Егора и Ермака. Впрочем, это было совсем не сложно. Урядник постоянно держался слева от него, а охотник – справа. И вскоре он понял, что они делают это намеренно, то есть почти ведут его на поводке, как недавно еще Ермак вел своих лаек. Но спорить не стал. Все-таки в тайге он был новичком и не хотел попасть под удар медвежьих лап из-за того, что вздумалось потешить свое самолюбие.

Вскоре кедровник кончился. Миновали несколько проплешин старых гарей, затем забрели в самую гущу ельника. Он был сильно захламлен валежником и базальтовыми глыбами, под которыми журчали бесчисленные ручьи. И стоило чуть заспешить и неосмотрительно поставить ногу, как она тут же проваливалась или между камнями, или в трухлявый ствол, или в ручей.

В воздухе вились тучи мелкой, но злобной мошкары, проникающей даже под одежду, и вовсю свирепствовали пауты – крупные таежные оводы. Не спасали даже накомарники, в которых было душно и пот выедал глаза. И вскоре лица у всех вспухли от укусов и покрылись кровавыми пятнами от раздавленного гнуса.

Собаки молчали, но внезапно словно взорвались остервенелым лаем. Охотники схватились за оружие, определив по голосу, что лайки схлестнулись с крупным зверем. Алексей видел, как прямо на ходу Ермашка перезарядил свое ружье круглой пулей с насечками, видно, не доверял обычному заряду. Зарядил и еще что-то пошептал над ружьем, видно, какие-то свои заклинания на удачу.

Собаки уже не лаяли, а ревели. И охотники осторожно пошли на этот рев.

В лесу ощутимо стемнело, и теперь каждый пень, каждая валежина казались затаившимся в лесу зверем. Люди настороженно озирались по сторонам, старались держаться поближе друг к другу. И все же, когда медведь вдруг рванулся из-за вывороченного корня, все опешили. Но на пути медведя оказался Егор. Урядник упал на спину, потянув с плеча «драгунку», но выстрелить не успел. Медведь выбил винтовку из его рук, и Егора спасло лишь то, что топтыгин зацепился болтавшейся на шее петлей за корень, и рывок получился не в полную силу. Все ж медведь успел схватить его за ногу зубами, но в эту секунду Ермак спустил собак и они бросились на врага со всей силой своей не до конца излитой ярости и вцепились в его жирный зад. Медведь взревел от боли и, выпустив ногу Егора, принялся отмахиваться от собак, которые носились вокруг него как заведенные, ухитряясь раз за разом рвануть его за гачи, отчего он сатанел все больше и больше. Ермак, подхватив Егора под мышки, оттащил его в сторону. И, заметив, что охотники вскинули ружья, выкрикнул отчаянно: